«Церкви не оборвать этот сон, — подумал Каллахэн. — Так же,как никакому спокойствию, упорству и везению на свете. А на…ться Глик ужена…лся». Он окропил гроб и могилу святой водой, освящая их на веки вечные.

— Помолимся же, — сказал он.

Слова из горла выкатывались мелодично, как всегда — в блескеили тени, у трезвого и у пьяного. Скорбящие склонили головы.

— Господи, Владыка! Твоей милостью в вере прожившие вечныйпокой обретают. Благослови могилу сию и пошли ангела Своего хранить ее. Когдапредадим мы тело Дэниела Глика земле, прими его в свет лица Своего и со святымиСвоими дай ему возрадоваться в Тебе навечно. Ради Христа, Господа нашего,аминь.

— Аминь, — пробормотали собравшиеся, и ветер унес обрывкислов.

Тони Глик оглядывался широко раскрытыми загнанными глазами.Его жена зажимала рот платком.

— С верою в Иисуса Христа мы благоговейно приносим телоэтого ребенка в его человеческом несовершенстве на погребение. Помолимся же сверою в Господа, дающего жизнь всему живому — да возвысит он это бренное тело ксовершенству и да прикажет святым ангелам принять душу его и ввести в райскуюобитель.

Он перевернул страницу требника. В третьем ряду толпы,имеющей форму широкой подковы, принялась хрипло всхлипывать какая-то женщина.Где-то в лесах за кладбищем чирикнула птица.

— Помолимся же за брата нашего Дэниела Глика Господу нашемуИисусу Христу, — сказал отец Каллахэн, — который рек: «Я — воскресение и жизнь.Кто верует в меня — и после смерти жив будет, и всяк живущий, кто уверует вменя, никогда не претерпит страданий вечной смерти». Господи, Ты оплакал смертьЛазаря, друга Своего: облегчи же наше горе. С верою молим.

— Господи, услышь молитву нашу, — отозвались католики.

— Ты воскресил мертвого, дай же брату нашему Дэниелу жизньвечную. С верою молим.

— Господи, услышь молитву нашу, — откликнулись они. В глазахТони Глика словно бы забрезжило что-то — может быть, откровение.

— Брат наш Дэниел очищен крещением, дай ему общество всехсвятых Твоих. С верою молим.

— Господи, услышь молитву нашу.

— Он вкусил от плоти и крови Твоей, даруй же ему место застолом в Своем царствии небесном. С верою молим.

— Господи, услышь молитву нашу.

Марджори Глик со стонами закачалась из стороны в сторону.

— Утешь нас в горе от смерти брата нашего, пусть вера нашабудет нам опорой, а вечная жизнь — надеждой нашей. С верою молим.

— Господи, услышь молитву нашу.

Пастор закрыл требник.

— Помолимся же, как учил нас Господь, — спокойно сказал он.— Отче наш, который на небесах…

— Нет! — пронзительно крикнул Тони Глик и сталпроталкиваться вперед. — Не дам забросать моего мальчика землей!

Потянувшиеся остановить его руки опоздали. Тони секундукачался на краю могилы, потом фальшивая трава смялась, подалась, он упал в ямуи со страшным тяжелым стуком приземлился на гроб.

— Дэнни, вылезай! — взревел Тони.

— Батюшки! — сказала Мэйбл Уэртс и прижала к губам черныйшелковый траурный платок. Светлые глаза жадно впитывали увиденное — так белказапасает на зиму орехи.

— Дэнни, черт побери, а ну перестань выкаблучиваться, матьтвою!

Отец Каллахэн кивнул двум мужчинам из тех, что выносилигроб, и те шагнули вперед. Однако лягающегося, заходящегося криком иподвывающего Глика удалось извлечь из могилы только после того, как вмешалисьеще трое, в том числе Паркинс Джиллеспи и Нолли Гарднер.

— Дэнни, прекрати сейчас же! Ты напугал маму! Ну, ты у меняполучишь березовой каши! Пустите! Пустите… к моему мальчику… пустите,раздолбаи… аххх, Господи…

— Отче наш, который на небесах… — снова начал Каллахэн, идругие голоса подхватили, вознося слова к равнодушному щиту неба.

— …да святится имя Твое, да наступит царствие Твое, да будетволя Твоя…

— Давай, Дэнни, иди ко мне, слышишь? Ты меня слышишь?

— …как на небе, так и на земле. Хлеб наш ежедневный дай намсегодня и прости нам…

— Дэнннниии…

— …долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…

— Он не мертвый, не мертвый, пустите меня, засранцынесчастные…

— … и не введи нас во искушение, но избавь от зла. Во имяГоспода нашего Иисуса Христа, аминь.

— Он не мертвый, — всхлипывал Тони Глик. — Не может этогобыть. Ему, мать вашу, всего двенадцать.

Он бурно разрыдался и, несмотря на державших его мужчин,покачнулся вперед с опустошенным, залитым слезами лицом. Упав на колени у ногКаллахэна, Тони ухватил священника за брюки испачканными землей руками.

— Прошу вас, верните мне моего мальчика. Пожалуйста,перестаньте меня дурачить.

Каллахэн мягко взял его голову в ладони.

— Помолимся же, — сказал он.

Глик, сотрясаемый сокрушительными всхлипами, привалился кбедру священника.

— Господи, утешь этого человека и жену его в их скорби. Тыочистил это дитя в водах крещения и дал ему новую жизнь. Однажды, может быть, имы присоединимся к нему, навсегда разделив радость небесную. Молим во имяИисуса. Аминь.

Каллахэн поднял голову и увидел, что Марджори Глик лишиласьчувств.

4

Когда все уехали, Майк Райерсон вернулся и уселся на крайраскрытой могилы доесть полсэндвича и подождать возвращения Ройяла Сноу.

Хоронили в четыре, а сейчас было почти пять часов. Тениудлинились, косые лучи солнца пробивались теперь из-за высоких дубов на западе.Этот дрочила Ройял обещал вернуться самое позднее в четверть пятого — ну, такгде он?

Сэндвич был с сыром и болонской колбасой — любимый сэндвичМайка. Впрочем, других он и не делал: вот одно из преимуществ холостяцкойжизни. Он дожевал и отряхнул руки, уронив несколько хлебных крошек на гроб.

За ним кто-то следил.

Майк ощутил это внезапно и наверняка. Он пристально осмотрелкладбище широко раскрытыми испуганными глазами.

— Ройял? Ты тут, Ройял?

Никакого ответа. В деревьях, заставляя их таинственношелестеть, вздыхал ветер. За каменной оградой в колеблющейся тени вязов Майкразглядел надгробие Хьюберта Марстена и вдруг подумал про собаку Вина,насаженную на кладбищенские железные ворота.